Я нахмурилась. В голосе Хагена звучала насмешка, или мне это показалось? Потом он, наконец, вышел из моей комнаты, оставив меня стоять на пороге и сжимать руки в кулаки от бессильной ярости. Я захлопнула с силой дверь, и яростно сорвав с себя одежду, повалилась в наспех расстеленную постель, натянув одеяло до самого носа. Не понимаю почему, но его слова задели меня за живое. Я раздраженно повернулась на бок, подтянув ноги к груди. Но, наверное, с того самого момента, я стала понимать, что чувствую к Хагену нечто большее, чем простое уважение и симпатия.
Зима все заметала дома, украшала высокими шапками крыши, укрывала снежными одеялами деревья и землю. Морозы стояли лютые. Если с неба не валил лохматый снег, то во дворе во всю хозяйничал холод и северный ледяной ветер. К середине зимы по морской глади стали проплывать льдины. Огромные и совсем маленькие, с острыми вершинами и такие широкие и плоские, что по ним можно было спокойно ходить, как по заснеженному полю. Иногда ко мне из леса приходил Космач. Он был сильно заросший, длинная шерсть сбивалась на тощем животе, он явно голодал, но никакие мои уговоры не заставили его остаться в доме. Волкодав приходил поесть, а потом снова исчезал в снежной завесе. Я знала, что он возвращается к подруге и никогда не пыталась удержать своего друга.
Я с нетерпением ждала прихода весны. Хотелось тепла и солнечного света, пения птиц и шелеста зеленых листьев. Часто сидя на крыльце большого дома, вдыхая острый свежий воздух, я мечтала о тепле. Вспоминала лето и пригожие деньки, когда я гуляла по лесу, выискивая дичь, в сопровождении своего верного волкодава. Оставалось только вздыхать и ждать, надеясь, что зима не окажется затяжной.
На какое-то время я могла вздохнуть свободно, когда Эйнар заявил, что если наша свадьба с Кокчей и состоится, то произойдет это не раньше середины весны, когда смогут приехать все, кого он хотел бы видеть на таком знаменательном событии. Хаген с каждым днем становился все более хмурым, в отличие от своего младшего брата. Кокча выглядел просто замечательно, и моя бедная сестра вся истосковалась по его вниманию, стараясь всячески привлечь его на свою сторону. Мы с ней так и не разговаривали, хотя я понимала, что она тогда, возможно, спасла мне жизнь.
Дни продолжали тянуться медленно. Тягуче, как мед из улья, растекаясь холодными днями. Я все время ловила себя на том, что постоянно слежу за Хагеном. Если он появлялся в поле моего зрения, мое внимание почти целиком занимал он. А еще я видела, что его что-то гложет. Возможно, это была моя вина. Не стоило рассказывать ему о том, что его маленький сын был убит. Ведь он столько лет считал, что это был просто несчастный случай, пока я не увидела то, что показало мне приведение мальчика. Сейчас, вспоминая его тонкое тельце, стоящее под порывистым ветром на самом краю бездны, мне начинало казаться, что тогда это все было не более, чем сном, бредом, навеянным холодом. Но Хаген воспринял мои слова более, чем серьезно. Я видела, как он переживает. С каждым днем он становился все более бледным, хмурым и почти ни с кем не разговаривал. Исключение составляли, разве что, его отец и брат. Он стал реже выходить на посиделки своих дружинников, перед ужином любивших посидеть в большом зале. Раньше он тоже не принимал особого участия, но мне казалось, ему нравилось наблюдать за своими людьми, слушать их разговоры. А теперь он не всегда появлялся за столом. А когда приходил, то ничем не интересовался. Место вождя в его отсутствие теперь занимал Кокча. В очередной вечер, когда вождь не появился на ужине, я встала из-за стола, собрала полный поднос еды, прибавила туда кувшинчик хорошего вина и направилась в сторону его покоев, предоставив слугам присматривать за столами. Остановившись перед дверью, ведущей в комнату вождя, я несколько секунд медлила, набираясь храбрости, а потом решительно постучала и, получив утвердительный ответ, зашла внутрь.
Хаген сидел за столом. Перед ним горела свеча, и лежал мой кинжал, подаренный мне им самим, казалось, целую вечность назад. Я приблизилась, не отрывая глаз от тонкого лезвия, отражающего огонь свечи. Значит, он возвращался на озеро и достал кинжал, поняла я, замерев за спиной Хагена. Я сразу вспомнила, что когда вождь нашел меня, кинжал был воткнут в край льдины. Именно благодаря ему я тогда выбралась из озера. Мне стало интересно, почему он не отдал мне его снова?
Я поставила перед вождем поднос и налив ему полную чашу вина, пододвинула ее его рукам. Хаген поднял на меня глаза и я, встретившись с ним взглядом, внезапно увидела в их глубине смертельную усталость. Так смотреть мог только человек, который знал о своей близкой кончине. В его глазах была обреченность и смерть. Я была поражена таким открытием, я еще никогда не видела, чтобы он так откровенно демонстрировал свою слабость. Обычно он всегда представлял собой каменный монолит, в котором я была уверена, как ни в ком другом, зная, что он никогда не будет колебаться, никогда не пошатнется. Но в этот раз я, наверное, увидела то, что мне не стоило видеть и знать.
- Что ты здесь делаешь? - спросил он глухим голосом. Его глаза стали обычными. Прежняя решительность и сила вернулись в них, и я даже засомневалась, не ошиблась ли я?
- Принесла поесть, - ответила я, - Ты не пришел на ужин...- промямлила я и добавила, - В который раз.
Хаген вздохнул и молча отодвинул от себя поднос. Я нахмурилась, но ничего не сказала.
- Мой кинжал, - сказала я, встав напротив вождя. Рука сама потянулась к рукояти. Взгляд Хагена проследил за мной, за тем, как я положила на рукоять руку и внезапно его большая ладонь накрыла мои пальцы. Они все полностью исчезли под его рукой. Я удивленно подняла глаза и наши взгляды встретились. Хаген переплел наши пальцы и так же внезапно убрал руку, словно испугавшись того, что произошло. Я вскинула на него удивленные глаза. А потом, в какой-то момент меня охватила злость. Острый и яркий приступ негодования.
- Что происходит? - спросила я резко, прекрасно понимая, что по своему положению не имею никакого права спрашивать вождя, о чем бы то ни было, но остановится уже не могла, - Я ничего не понимаю. Мне кажется, или ты уже заранее отрекся от самого себя, целыми днями просиживая здесь.
Хаген посмотрел на меня и внезапно рассмеялся. Я ожидала от него какого-то действия, но только не такой реакции.
- Ты права, - сказал он, вставая, - Но дело не в том, что я отрекся от себя, просто я хочу, чтобы мои люди уже начали привыкать к мысли о том, что скоро мое место займет Кокча. Поэтому постепенно даю им свыкнутся с той мыслью, что он - будущий вождь.